Оборотни тоже смертны  - Алексей Щербаков

Вышел один из заготовителей, одетый в немецкую шинель, – и эти двое двинулись, ничуть не прячась, через поле.

– Вот дают, так прямо и прут внаглую? – изумленно протянул Макаров.

– Так полицаи долго будут думать, кто это. А когда разберутся… Один Мельников стоит пятерых полицаев. Да и Петька парень не промах, – пояснил Жихаревич ситуацию.

Вскоре от деревни раздался… футбольный свисток.

– Мельников сигналит – значит, все чисто, пошли, – скомандовал заготовитель.

Команда двинулась через луг. На околице их ждал Сергей с каким-то дедком.

– Петька во дворе у старосты караулит, а то сбежит еще. А этот дедок – он мне все и рассказал. И ведь ждал нас…

– А как же, я ж на прошлой войне служил в русской армии. Понимаю, что не зря меня парень расспрашивал. Полицаи-то дрыхнут вон в том доме… Я им хорошую самогонку обеспечил.

– Семен, Василий, давайте за дедом. Стерегите этих. Но если не прочухаются – не суйтесь. А мы к старосте.

* * *

Дом у старосты был неплохой, заметно лучше соседних. Оставив одного на улице, остальные ввалились внутрь.

Хозяин, плотный мужик лет сорока пяти с длинными вислыми усами, сидел за столом и что-то хлебал из тарелки. Позади стояла женщина, очевидно, жена.

Мужик ошалело поглядел на вошедших.

– Вы… Кто?

– А то не видишь? – Жихаревич показал на красную звезду на пилотке Макарова. – Советские партизаны, слыхал про таких, а? Не слыхал – так сейчас услышишь! Сейчас ты ответ давать будешь, за то, что, гад, немцам служишь.

Староста оглядел еще раз всех. Потом рухнул на колени и пополз… именно к старшине.

– Ваше благородие… Товарищ… Смилуйтесь! Не по своей воле… Заставили…

Григорий сообразил, что, старосту, видимо, совсем сбило с толку его обмундирование. Мужик, судя по возрасту, ведь и при царе жил, а новая форма сильно смахивает на старую царскую.

Баба тоже заголосила.

– Ты тут, падла, на жалость не дави! – рявкнул стальным голосом Жихаревич. – Мы про тебя все знаем. И сколько ты на рынке спрятал, и сколько у тебя возле амбара закопано… Так что, товарищ командир? – обратился он к Макарову. – Повесим его или расстреляем?

Старшина не был дураком: он понял, что тут идет какая-то игра, а потому с ходу включился и важно изрек:

– Лучше повесим. Патроны надо беречь.

Староста уже явно увидел себя болтающимся на веревке. Он простонал:

– Все отдам, все…

– Ну, пошли, раз так.

В самом деле, возле угла амбара обнаружились закопанные в землю три бочки. Одна была с зерном, две другие – с соленым мясом. Партизаны быстро извлекли их и потащили к телеге.

Макаров уже было подумал, что все закончено, но Жихаревич строго поглядел на старосту.

– А теперь давай все остальное.

– Нет больше ничего. Ей-богу, нет!

– Товарищ командир, он не понял.

– Я сейчас за веревкой схожу, – подал голос Мельников. Вскоре он вернулся от подводы, ловко сооружая на ходу из куска веревки затяжную петлю.

– С мылом у нас плохо, будешь по-сухому висеть…

Баба продолжала заливаться на всю улицу. В соседских окнах показались лица – и тут же скрылись. На улицу никто не вылез. Мало ли кто пришел разбираться со старостой. Немцы их тоже не особо берегли, порой расстреливали или вешали для острастки остальных. А уж морды били регулярно. Да и какой-нибудь «свой» начальник повыше, типа бургомистра, тоже мог заехать на огонек да рожу начистить.

– Последний раз говорю…

И тут староста сломался. Он рванул в амбар, долго там копался, и, наконец, вышел, держа в руках небольшой дерюжный мешок. Глянув в него, Жихаревич удовлетворенно хмыкнул.

– Да тут с полпуда будет! А говоришь – нету. Ну, ладно… Смотри у нас.

Он повернулся и двинулся со двора к подводе.

– А что с ним делать-то? – спросил Макаров.

– А… Хлопцы ему морду набьют – и ладно. Петька, снимай ребят от полицайского дома. Пора и домой.

* * *

Назад шли с куда меньшей осторожностью. Заготовители курили на ходу и переговаривались, не понижая голоса.

– Мясо и зерно – это хорошо. Но главное дело – соль взяли. Теперь у жителей что угодно купим.

– А что, вы и торговлей занимаетесь? – удивился Макаров.

– А ты как думал? И торговлей занимаемся. Не всегда ж вот такие гады находятся. Иногда приходятся и к людям обращаться. Ну, с продовольствием еще туда-сюда: народ, если по-человечески попросишь, еду даст. А вот одежду, а особенно обувь, крестьянин отдает с большим трудом. А на партизане все огнем горит. Откуда взять? Деньги-то, марки эти поганые, никто давно уже не берет, на них все одно ничего не купишь. А вот соль – это да. На нее все можно выменять. Фрицы-то не особо заботятся, чтобы народу соль подвозить. В прошлом году, когда немец нас в леса загнал, сами без соли насиделись. Минеральное удобрение в кашу сыпали.

– А ловко вы его. И про соль догадались…

– В лесу всему научишься, – усмехнулся Жихаревич. – Да к тому ж я ведь до войны в Молодечно в милиции работал. Насмотрелся на таких вот куркулей. Вот, как ты думаешь, он ведь почему к немцам-то служить подался? Не потому что советскую власть ненавидит. Он при ней, как Серега сказал, первым в колхоз побежал. А вот почему. При любой власти такой вот дядька хочет хорошо жить. И наплевать ему на все. При поляках жил, при наших жил – и при немцах собрался хорошо пожить. В сорок первом ведь многим казалось, что немец пришел всерьез и надолго. Даже на нашей стороне. В смысле – за старой границей. А тут – и подавно.

– Только я вот еще не понял: почему вы его все же не расстреляли, фашистского прихвостня?

– Расстрелять его мы всегда успеем, дело нехитрое, – ответил Мельников. – Зато теперь заготовители будут знать, куда ходить. Да и у твоего старшего лейтенанта, может, какие-то планы на него появятся. Ведь теперь этот староста будет у нас как пес выслуживаться! Потому мы и полицаев не пристрелили. Чтобы фрицы на него чего не подумали. А может, они сами к нам прибегут службу свою предлагать. Особенно когда мы тут шуметь начнем. Видали.

– Сложно тут у вас, в немецком тылу. На фронте как-то проще, – покачал головой старшина.

– Ничего, привыкнешь… Ты не первый, кого с Большой земли к нам присылали. Все приноровились.